|
|
РЕКВИЕМ Правда и ложь о Чернобыльской Катастрофе Интервью с неоднократно побывавшим в шахте чернобыльского реактора в составе научных экспедиций старшим научным сотрудником Российского курчатовского института Константином Чечеровым. «Обком»: В последние годы украинские чиновники на переговорах со странами «Большой семерки» и в интервью прессе часто говорили о двухстах тоннах ядерного топлива, оставшегося в недрах разрушенного взрывом четвертого реактора ЧАЭС. Сегодня в западной прессе практически все репортажи о Чернобыле начинаются словами об этих самых двухстах тоннах, которые якобы были выброшены во время взрыва в воздух. Где на самом деле ядерное топливо – в реакторе или в атмосфере? Константин Чечеров: Очевидно, украинские чиновники невнимательно читают официальные документы. Согласно технологическому регламенту объекта «Укрытие», 200 тонн топлива там находится «согласно консервативным оценкам». Эти слова означают наихудший вариант для этого объекта. На самом деле, эти тонны никто там не обнаруживал и не взвешивал. И уже никогда не обнаружит. А меры принимают с запасом, с захлестом. (Более точные цифры сообщил бывший инженер ЧАЭС, эксперт Всеукраинской чернобыльской партии и автор книги «месть мирного атома» Николай Карпан: «Пока что задокументировано наличие пятнадцати тонн топлива в южном бассейне выдержки рядом с четвертым блоком, около пяти с половиной тонн было развешено в центральном зале, и около двадцати тонн в топливосодержащих массах под реактором и вблизи реакторных помещений. Это все, о чем можно говорить».) «О»: Еще одна страшилка, которую обычно часто рассказывают накануне очередной Чернобыльской годовщины, это заявления о неизученности протекающих в недрах реактора физических процессах, среди которых не исключается возникновение самопроизвольной цепной реакции… К.Ч.: Вероятность этого события существует. Но она описывается числом десять в минус шестой степени. Все ведущие специалисты еще в 2002 году выступили с докладом о фактической невозможности возникновения там никакой цепной реакции. Но кому-то нужно нагнетать опасность. И в этом, вероятно, есть свой смысл. Наверное, все-таки меркантильный… Я был в шахте реактора. И не один раз. И могу сказать, что в шахте реактора пусто и нет там никакого топлива. «О»: А что там есть? К.Ч.: Там нет никакой активной зоны. Есть воздух. Нет никакой вертолетной засыпки, которую в восемьдесят шестом году пытались засыпать, но ничего в шахту реактора не попало. Там есть огромные железобетонные плиты, части стен между центральным залом и помещением барабанов-сепараторов. Эти стены были сломаны во время взрыва и упали в шахту реактора. Кстати, краска на них не обгорела. Значит, там нет, и не было температуры, которая могла бы вызвать облупление краски. Ядерной опасности нет и быть не может. Об этом надо забыть и не вспоминать. Тепловой опасности – что там что-то расплавится, разрушится, нет и быть не может. (Николай Карпан считает, что полностью исключать возможность спонтанной ядерной реакции в будущем все же нельзя: «Единственной опасной точкой является южный бассейн выдержки и то, он будет опасен, если топливосодержащие сборки разрушатся со временем, из них выспятся таблетки урана и окажутся залитыми водой. Тогда ядерная реакция обеспечена. Так давайте же сейчас разберем этот саркофаг, извлечем это топливо, пока оно сохраняет свои геометрические размеры. А потом, когда оно просыплется - будет поздно».) «О»: То есть, реактор не горел и пожар после взрыва на ЧАЭС был где-то в другом месте? К.Ч.: Вообще-то, графит кладки ядерного реактора не горюч. И то, что он горел, было одним из самых широко распространенных заблуждений. И вообще, с пожаром много проблем… Опубликованы воспоминания о подвиге героических пожарных, которые погасили тридцать очагов возгорания и спасли человечество. Только вот никто не может сказать, где были эти очаги. На видеосъемке под вентиляционной трубой видно огромное количество фрагментов активной зоны с излучением две тысячи рентген в час. Ясно, что никто туда подойти не мог, иначе он там бы и остался. Но там не было и пламени. «О»: Но свидетели аварии говорят, что в первые дни было хорошо видно зарево над станцией с расстояния в несколько десятков километров! К.Ч.: А это разные вещи: зарево и пламя. Ведь, когда разрушилась активная зона, из нее было выброшено огромное количество активности. А что это такое? Источники ионизирующего излучения, продукты деления атомов. Вот именно они и ионизировали воздух. ВОЗДУХ СВЕТИЛСЯ! До тех пор, пока не распались короткоживущие изотопы, и не спала интенсивность излучения. И все видели не живое бьющееся пламя, а свечение, которое освещало даже стопятидесятиметровую вентиляционную трубу. «О»: Что же в таком случае, в действительности произошло в момент взрыва? Была ли неконтролируемая цепная реакция? К.Ч.: Сначала рассмотрим факты. Фактом является то, что шахта реактора пуста. В доказательство этого есть фто- и видеосъемка. Фактом является, что верхняя крышка реактора сейчас находится на несколько метров выше, чем должна быть, и можно доказать, что она поднималась еще выше. Она поднялась вместе с частью активной зоны и погрузочно-разгрузочной машиной (масса около 500 тонн!) метров на семнадцать, и, падая, проломила верхнее перекрытие пультового зала и там застряла. По характеру разрушений конструкций видно, что очаг взрыва находится метрах в двадцати выше пола центрального зала. По научным оценкам, температура в активной зоне достигала сорока тысяч градусов, что привело к испарению топлива. Причиной взрыва стало вскипание теплоносителя (воды) в запорно-регулирующих клапанах. Входя в область активной зоны, пар уже не мог снимать тепло так же, как вода, поэтому там начался перегрев нижней части тепловыделяющих сборок активной зоны. Как только произошло разрушение трубопроводов, образовавшийся пар вступил во взаимодействие с радиоактивными элементами, температура резко возросла, и газовые струи стали расплавлять и прожигать металл. Расширившийся в объеме пар подбросил всю конструкцию. На это движение конструкции ушло 2-3 секунды. «О»: Если сегодня внутри разрушенного реактора нет ядерной и тепловой опасности, то он уже что, совершенно безопасен? К.Ч.: Есть только радиационная опасность. Например, есть гипотетическая опасность разрушения стен нынешнего укрытия и их падения вовнутрь. Тогда может произойти выброс радиоактивной пыли в атмосферу. Но это угрожает только промплощадке. И уж во всяком случае, не выйдет за пределы тридцатикилометровой зоны. Но если у вас крадут топливо из объекта «Укрытие», то это тоже называется радиационной аварией. И, заметьте, аварией уже не гипотетической, а реальной! На самом деле уже многократно происходили кражи топлива из объекта «Укрытие», все ядерные материалы которого находятся, кстати сказать, под контролем МАГАТЭ. «О»: Какие проблемы безопасности может решить новый саркофаг над объектом «Укрытие»? К.Ч.: Только улавливать радиоактивную пыль. Спустя некоторое время, внутри него станет невозможным пребывание людей, а значит разборка старого укрытия и извлечение из-под него радиоактивных остатков топлива и отходов. «О»: Почему в таком случае, страны Запада готовы выложить миллиард долларов на строительство нового саркофага? К.Ч.: Если вы собрали миллиард и сразу его не выплачиваете, а положили в банк и он с ним работает, то через некоторое время у банка появляются собственные деньги. А когда сумма этих денег достигает сотен миллионов, всегда можно найти необходимых экспертов, депутатов и министров, которые будут делать заключения, необходимые для вашей работы.
|
|
Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку |
|