 |
|
|||||
|
|
Пинчук понимает, почему у него забрали «Криворожсталь», но не понимает, причем тут НЗФ Виктор Пинчук – зять экс-президента Кумчы и основатель группы «Интерпайп» не скрывает радости по поводу отставки Юлии Тимошенко. В. Пинчук дал обширное интервью российским «Ведомостям», отрывки из которого мы приводим ниже: — Бурные события вокруг ваших активов привели в конечном итоге к отставке кабинета Юлии Тимошенко. Вы своей личной заслуги в этом не чувствуете? — Конфликт вокруг нашего Никопольского завода ферросплавов (НЗФ) не был причиной отставки Тимошенко. Он просто выступил катализатором, вскрыл нарыв. Всем стали очевидны коррупционные действия чиновников. Действия бывшего премьер-министра почему-то были направлены не на возвращение завода в госсобственность, а фактически на его передачу под контроль группы “Приват”. Не факт, что предприятие после этого осталось бы украинским. — А чьим? — Близкий к Борису Березовскому российский бизнесмен Дмитрий Босов уже купил половину того пакета акций НЗФ, который принадлежал группе “Приват”. Кстати, по существующей информации, Босов и Березовский выделили Тимошенко от $15 млн до $30 млн во время оранжевой революции (“Это неправда. Я Юлии Тимошенко денег не выделял”, — заявил Борис Березовский “Ведомостям”. — “Ведомости”). Так что, думаю, одним из мотивов деятельности Тимошенко была необходимость выполнения взятых обязательств. Группе “Приват” до полной монополизации всего ферросплавного сектора не хватало только НЗФ. Ставки были очень высоки. Наверное, поэтому Тимошенко так откровенно участвовала в этой истории. Я уверен, что могло быть и давление на суды, и принуждение чиновников к незаконным действиям. В конце концов это привело к массовым акциям протеста. Правительство поставило задачу по немедленному силовому захвату завода. Впервые в истории Украины милицейское спецподразделение “Беркут” было брошено против митингующих безоружных рабочих. Это был полный беспредел. Я думаю, что от кровопролития нас спасло только то, что телеканалы вели прямую трансляцию. Происходившее в Никополе видели не только на Украине, но и в России, Европе, CША. Все это стало достоянием гласности, привлекло внимание политиков, получило большой общественный резонанс — только на Украине трансляцию из Никополя смотрело около 60% телезрителей. — Что же все-таки было причиной отставки правительства Юлии Тимошенко? — Помимо этого коррупционного скандала причин для отставки правительства накопилось предостаточно. То, к чему мы пришли сегодня, плачевно. Ситуация в экономике катастрофическая, причем создана она искусственно — неграмотными, бездарными, а порой и преступными действиями кабинета и его главы. Подготовка черных списков реприватизации, каждый раз разных, внесла тотальную неопределенность. Потом был мясной кризис, за ним — бензиновый, затем — сахарный. Все искусственные. В итоге впервые за пять лет у нас не рост, а спад промышленного производства. Объемы инвестиций сокращаются. Деньги уходят из страны. Не имея экономических достижений, правительство Тимошенко ударилось в шоу-бизнес. Ведь ее главное оружие — это популизм. Причем крайне левый. Дать народу хлеба она не могла, для этого надо было делать так, чтобы у людей повысился уровень благосостояния. Значит, нужны были зрелища. Отбирание бизнеса у крупных бизнесменов и стало этим зрелищем. Нужно же было чем-то поднимать личный рейтинг премьера! — Но ведь не только Тимошенко высказывалась за пересмотр приватизационных сделок. — Заявление о реприватизации 3000 предприятий нанесло огромный вред Украине. Если бы в январе эта тема была закончена, то инвестиционный климат в стране сейчас был бы совершенно другим. Первые встречи, которые президент должен был провести сразу после инаугурации, — это встречи с украинскими бизнесменами. И на этих встречах можно было сказать конкретно: “Тут у государства есть такие-то и такие-то претензии. Они обоснованы так-то и так-то. Здесь нужно, например, доплатить”. Все можно было обсудить и принять компромиссные решения и в государственных интересах, и на пользу бизнесу. Заключить по всем спорным моментам мировые соглашения. Мы бы тогда сразу перевернули эту страницу и пошли дальше. Уже в феврале можно было бы начинать строить страну по понятным для всех правилам. Но таких встреч не было. За последние месяцы бешеного давления на меня со стороны правительства мне стало казаться, что акционер на Украине — это тот, кто периодически должен доказывать, отстаивать свое законное право быть собственником. — Деприватизация “Криворожстали” и НЗФ стала для вас неожиданностью? — В случае с “Криворожсталью” основную роль сыграла близость выборов. Конечно, было очень выгодно использовать в политической кампании тезис “Украли у народа!”. Возможно, если бы “Криворожсталь” приватизировали в 2003 г., а в 2004 г., например, “Укртелеком”, то сегодня свою правоту в судах доказывали бы совсем другие люди. — А была ли продажа “Криворожстали” честной, прозрачной сделкой? — За “Криворожсталь” мы с моим партнером Ринатом Ахметовым заплатили большие деньги — $800 млн. Это в два раза больше, чем за все остальные приватизированные металлургические комбинаты Украины, вместе взятые. И когда говорят, что кто-то мог заплатить больше, я всегда вспоминаю о том, что у истории нет сослагательного наклонения. Во-первых, неизвестно, заплатили ли бы. Во-вторых, у государства была вполне понятная стратегия в отношении приватизации. В мире было очень много примеров, когда иностранцев не допускали к участию в приватизации стратегических активов. Я считаю, что <инвестиционное> условие <выпускать на Украине в течение трех лет не менее 1 млн т кокса в год> было вполне оправданным. “Криворожсталь” должна была приватизироваться обязательно с участием украинских инвесторов. В мире останется лишь несколько игроков с объемами производства от 50 млн до 100 млн т стали в год. И только с украинской “Криворожсталью” у нашей страны есть шанс попасть в этот клуб. Кроме того, выручка не должна быть основной целью государства при приватизации. Отечественного инвестора легче контролировать, у него больше социальная ответственность. Но когда власти стали отбирать “Криворожсталь”, я хотя бы мог их понять — обещания Майдану и все такое. А вот когда взялись за НЗФ, я перестал понимать логику происходящего. — Что же вас так поразило? — Конкурс был абсолютно открытым. Сумма, которую мы заплатили в 1999 г. за 50%-ный пакет, — $80 млн — вошла на тот момент в тройку крупнейших приватизационных сделок. К примеру, от приватизации двух ферросплавных заводов — Запорожского и Стахановского — Украина получила примерно в восемь раз меньше, чем от продажи половины НЗФ. Мы приняли предприятие с производством 400 000 т ферросплавов в год, а отбирать его у нас начали после того, как оно превысило 1 млн т. Средняя зарплата рабочих была $100, а стала более $300. Предприятие отчисляет более 100 млн гривен налогов ежегодно, сделаны существенные инвестиции в производство и социальную инфраструктуру. Условиям конкурса не отвечала только группа “Приват”. Фактически весь скандал был раздут одной этой группой, никаких нареканий со стороны иностранных претендентов никогда не было. Но вот как только проявились настоящие мотивы реприватизационных действий Тимошенко, обнаружилась и настоящая логика. Правда, весьма далекая от государственных интересов. — Как вы оцениваете шансы государства повторно продать “Криворожсталь” и НЗФ? — Инвесторам в сегодняшних условиях нужно десять раз подумать, прежде чем принимать решение о таких инвестициях. У нас есть все законные основания считать, что “Криворожсталь” наша. Мы добросовестный покупатель, мы ничего не нарушили. Есть решение Верховного суда Украины, которое это подтверждает. Европейский суд по правам человека в Страсбурге принял наше дело к рассмотрению. Серьезный инвестор не может это игнорировать. Так что организаторы повторного конкурса действовали недальновидно. Я по-прежнему готов на мировое соглашение, которое открывало бы дорогу либо для конкурса, либо для договоренности с нашим консорциумом. Это могла бы быть доплата или передача государству части пакета акций на взаимовыгодных условиях. Но за все это время никто с нами на эту тему не общался. А за НЗФ мы будем бороться до конца. У нас есть неопровержимые доказательства того, что высшие государственные чиновники оказывали давление на суды, принявшие решения о возврате пакета акций в госсобственность. — Как они это делали? — Суды создали страшный прецедент, чреватый для экономики Украины чудовищными последствиями. Решения о реприватизации были приняты не на основании признания условий конкурса дискриминационными или занижения сумм, уплаченных за объекты. Невозможно доказать то, чего не было. Они опирались на мелкое, формальное противоречие между законом “О приватизации” и ежегодными госпрограммами приватизации. По закону предприятия можно продавать через 30 дней после оглашения условий конкурса, а по госпрограмме — только через 75. Закон имеет верховенство, мы это и в Конституционном суде докажем. Туда уже обратилась группа народных депутатов Украины. Они не интересы “Интерпайп” или Пинчука там собираются отстаивать, а спасать украинскую экономику от краха. Практически все крупные предприятия страны были проданы в соответствии с законом, т. е. менее чем через 75 дней. А претензии были предъявлены только ко мне. И если решение по НЗФ будет оставлено в силе, все промышленные инвесторы страны повиснут на крючке, попадут в полную зависимость от доброй или недоброй воли власти. — Почему же вы решили продать НЗФ и начали переговоры с акционерами “Евраза” и “Реновой”? — Это был вынужденный шаг. Я уже понимал, что преследуют не завод, а меня лично. И я не хотел, чтобы судьба предприятия зависела от отношения г-жи Тимошенко ко мне.
|
|
|
Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку 
|
|